Екатерина Фурцева. Женщина, взлетевшая наверх в страшные годы, когда непросто было уцелеть. Женщина, которой судьба очень мало позволила быть женщиной. Неужели мы никогда так и не узнаем, какой она была на самом деле? Обозреватель «Совершенно секретно» Ирина МАСТЫКИНА беседует с самым близким человеком министра культуры - ее дочерью Светланой ФУРЦЕВОЙ.

- Светлана Петровна, о деятельности вашей мамы на посту министра культуры мы наслышаны. А как складывалась жизнь Екатерины Алексеевны сразу после ее переезда из Вышнего Волочка в Ленинград и Москву?

В Вышнем Волочке моя мама, как и моя бабушка, работала на ткацкой фабрике. Но ее тянуло учиться дальше, и она решает уехать, начать самостоятельную жизнь - сначала в Ленинграде, потом в Москве. В Москве мама поступает в Институт тонкой химической технологии. Тогда ей было уже за двадцать, и пришлось нагонять всю разницу в образовании. Но человек она была способный. И когда институт окончила, ее оставили в аспирантуре. В конце тридцатых годов мама - аспирантка и одновременно секретарь партийной организации института. Вот почему потом она становится секретарем Фрунзенского райкома партии - это одна и та же организация.

А до Москвы мама училась в Ленинграде в Институте инженеров гражданского воздушного флота. Так получилось, что ее путь в Ленинград лежал через Феодосию, где в то время проходили знаменитые соревнования планерного спорта. Мама увлеклась самолетами, тогда это было модно, и поступила в связанный с ними институт. А в тридцатом году встретилась там с моим будущим отцом - Петром Ивановичем Битковым. Оба - студенты, жили трудно. Но, несмотря на это, были счастливы. Одна ленинградская мамина подруга при встречи со мной всегда вспоминала «Катин серебристый смех». Одиннадцать лет прожили мои родители вместе: сначала в Ленинграде, потом в Москве. Все это время мама очень хотела родить, но не получалось.

И вот наконец перед самой войной, на тридцать втором году жизни, она забеременела. Отец был профессиональный военный, в первые же дни войны ушел на фронт. Мама осталась одна, время, сами понимаете, какое было, и она не решилась рожать. Написала бабушке, которая осталась в Вышнем Волочке и всегда имела в семье право решающего голоса. Она и сказала маме: «Ну как это так! Столько лет ждали. Что уж, одного ребенка не воспитаем?» И приехала в Москву. Так с нами до конца своих дней и осталась.

В это время началась эвакуация, и беременная мама с бабушкой уезжают в Куйбышев. Там я и родилась. Через четыре месяца мы возвращаемся в Москву, в свою коммунальную квартиру на Красносельской. А вскоре в командировку с фронта приезжает отец и со всей прямотой заявляет маме, что встретил другую женщину, которую полюбил. Он был красив и всегда пользовался женским вниманием… Гордая мама забирает меня, бабушку и уходит. Можно сказать, в никуда. Однако она в это время - секретарь Фрунзенского райкома партии. И ей дают маленькую - двадцать восемь метров - квартирку недалеко от этого райкома, в том доме, где сейчас АПН. Мама продолжает работать, а со мной сидит бабушка. И так в течение долгих лет.

- А отец вам никак не помогал?

Во-первых, он до конца войны был на фронте. Во-вторых, мама всегда была гордой. Но, мне кажется, в течение всей жизни у них сохранились хорошие отношения. Отец изредка меня навещал. А когда я стала уже взрослой и имела дочь, он приходил познакомиться и со своей внучкой. Помню, тогда он вдруг сказал мне, что всегда любил только Катю, а мы маму уже год как похоронили. Отец пережил ее совсем ненамного. Пришел домой - инсульт. Похоронила его третья жена…

- Третья? До вашей мамы отец уже был женат?

Да, и от этого брака у него в Ленинграде росла дочка. У нас с ней лет пятнадцать разница в возрасте. Я о ней практически ничего не знаю. Мне только бабушка в детстве рассказывала, что отец той дочке из Германии пианино привез… Она у нас была очень ревнивая и часто упрекала отца в том, что ребенок растет, а он даже конфетки не привезет.

- Ваши родители были расписаны?

Нет. В те годы это не считалось обязательным. Я знаю только, что они расстались сразу после того, как я родилась. Так мама дала мне свою фамилию. Но отсутствие отца в детстве я не чувствовала. Мы жили вместе с семьей маминого брата. Я его так и называла: папа Сережа. А главное, с нами жила бабушка Матрена Николаевна - человек сильный, крепкий. С тех пор как она в двадцать шесть лет осталась вдовой с двумя детьми на руках, надеялась в жизни только на себя.

- А другую бабушку, по отцовской линии, вы помните?

Да, она приезжала к нам, но не очень часто. Как и отец, она была донская казачка. Отец и меня иногда так называл. Наверное, генетически что-то казацкое во мне действительно есть, хотя росла я с бабушкой и мамой, поэтому прежде всего, думаю, все переняла именно от них.

- А кто вас больше воспитывал: мама или бабушка?

Бабушка, конечно. Хотя общее руководство было за мамой. И чем старше я становилась, тем мама активнее присутствовала в моей жизни. Несмотря на невероятную занятость, занималась моим образованием. А в детстве я была, что называется, бабушкиной внучкой. Она меня разве что грудью не кормила, как порой любила повторять. Сама бабушка, как и все крестьянки того времени, была необразованной, расписываться не умела. Но при всем этом имела гениальную мудрость, видела всех насквозь и многое понимала интуитивно. Ну как можно было в те годы, например, знать, что ребенку нужно заниматься музыкой, языком? А она знала и находила для меня хороших преподавателей.

А что касается наказаний, если у меня в школе обычной или музыкальной было что-то не так, меня на улицу не пускали, не давали мороженого, два раза за то, что я не послушалась, бабушка даже прошлась по мне бельевой веревкой. В общем, держала ребенка в строгости. Мне не прощала ничего. Наказывала именно по больным местам, которые очень хорошо знала. Однажды, как мне теперь кажется, в качестве наказания за что-то, отправила в «Артек». Я всегда была домашним ребенком, а там муштра, военная дисциплина. И никакого удовольствия от отдыха на море я не получила… Только когда у меня самой появилась дочка, бабушка стала чуть-чуть потеплее, оттаяла.

- Говорят, ваша бабушка была деспотом и по отношению к вашей маме.

Это восприятие со стороны, чужих людей. На самом деле бабушка была очень добрым человеком. Строгость проявляла только ко мне. А с мамой у нее сложились совсем другие отношения. Очень многое в маме именно от бабушки. Сильный характер, даже я бы сказала - мощь какая-то, абсолютно не женская четкость мысли и способность принимать решения. И вместе с тем домовитость и исключительная женственность.

- В двенадцать лет вы впервые побывали с мамой за границей, в Англии, а после школы поступили в МГИМО. Это было вашим решением или институт вам выбирала мама?

Нет-нет, так решила я. Мама очень хотела, чтобы я пошла в институт, который она сама окончила, - тонкой химической технологии, и даже несколько раз водила меня к своему любимому профессору. Но с химией я, увы, поссорилась еще в школе. Поэтому остановилась на западном факультете МГИМО. Немалую роль в этом моем решении сыграл Фирюбин. Человек образованный, чрезвычайный и полномочный посол сначала в Праге, потом в Белграде. Ну, я ездила к нему, плюс Англия, плюс язык, который я любила. Конечно, я знала, что в этот институт просто так поступить нереально, поэтому занималась с очень хорошими педагогами. Казалось бы, возьми да набери мама номер телефона ректора. Ей бы не отказали. Но у нас даже разговоров на эту тему не возникало. Я могла попросить у мамы, например, что-то купить, но чтобы помочь в поступлении… У нас это было не принято.

- Странно, по рассказам многих, мама вас так любила, что ни в чем не отказывала…

Да, любила, но грамотно. И никогда меня не жалела. Это случилось лишь однажды, когда я уже выучилась и работала в АПН. С телегруппой из ФРГ я должна была зимой ехать на съемки в Якутск, где температура опустилась до пятидесяти градусов. И мама испугалась. Уговаривала взять бюллетень. Но я отказалась и все-таки полетела.

- Светлана Петровна, а что изменилось в вашей жизни после того, как Екатерина Алексеевна стала членом Политбюро?

Ну, мне тогда было только четырнадцать лет. И жизнь семей членов Политбюро в те годы не имела той необходимой атрибутики, что десятью годами позже: иномарок, драгоценностей, шуб… Первое, что поменялось, - это дача. Появился отдельный дом, за отдельным забором. Совершенно новый для моего глаза стиль: конюшня, баня, теплица, катера и даже открытая машина.

Ну и, во-вторых, появилась возможность посмотреть самые недоступные иностранные фильмы дома, достать билеты в любой театр, отдохнуть летом на море и купить в спецмагазинах книги или одежду… Но мама была действительно очень скромным, нематериальным человеком и, работая с утра до ночи, практически никакими особыми благами не пользовалась. Одевалась она всегда элегантно. Руками могда сделать фантастические вещи. Шила, вязала сама. Изменения в ее одежде произошли скорее благодаря Фирюбину. Когда он стал послом в Югославии, часто привозил маме красивые вещи. Ну, еще появились какие-то закрытые ателье, и возможности хорошо одеваться расширились.

- А что касается заграничных поездок?

С ними тоже стало проще. Впервые за границу я выехала в двенадцать лет. Тогда Фирюбин был послом в Чехословакии и пригласил меня в Прагу на зимние каникулы. А потом меня стала брать с собой мама. Она была уверена в необходимости новых впечатлений. И в те годы, когда любые поездки за рубеж выделялись в виде поощрений и для многих были мечтой, мама все сделала для того, чтобы я смогла увидеть мир. Так к двадцати годам я уже побывала во многих странах Европы и Азии.

- Первая ваша поездка в институте была в Индию. С нее, насколько я знаю, опосредованно и началось ваше знакомство с будущим мужем.

Там вместе с нами был тоже член ЦК Фрол Романович Козлов с супругой. Наверное, я ей понравилась, и она захотела познакомить меня со своим сыном Олегом. В Москве несколько раз звонила, куда-то приглашала. Но я, если честно, пыталась все это как-то отодвинуть. У меня была своя компания в институте, и новых знакомых не сильно хотелось. Но Александра Константиновна слыла большой театралкой и выбрала какой-то хит в Театре сатиры, от которого мне было трудно отказаться. Заказала билеты, и мы с Олегом встретились. Он мне сразу понравился: высокий, с большими зелеными глазами, с красивыми волосами, хорошими манерами. Учился в Институте стали и сплавов, был старше меня на четыре года, много и интересно рассказывал о Ленинграде, который любил и знал. И вот вместо театра мы пошли в ресторан «Пекин». С этого все и началось.

- Через сколько времени вы поженились?

Познакомились мы в конце марта, через месяц подали заявление. Его не брали, потому что мне не исполнилось еще восемнадцати лет, я родилась в мае. Но Олег все-таки этого добился. Родители наши долго об этом не знали. Но недели за две до регистрации я не выдержала и сказала маме. Она была в шоке, потому что видела, как я хотела учиться в институте, и вдруг - замужество. Попыталась меня отговорить - все-таки первый курс, к тому же мы с Олегом были еще мало знакомы. Говорила всякие разумные вещи, но в тот момент я была увлечена и не сдавалась.

- Где сыграли свадьбу?

У Козловых на даче. Приехали Хрущев, с . Поэтому свадьба была как бы не моя. Пили в основном за Хрущева, иногда за новобрачных, и ничего примечательного для меня там не было. Но все выглядело очень красиво. Столы накрыли в саду под белыми цветущими вишнями. Мне сшили прелестное платье… Медовый месяц провели в Магнитогорске, куда Олега направили на практику. Потом жили в особняке Козловых на Ленгорах - небольшом двухэтажном доме с довольно скромной обстановкой, казенной, с инвентарными номерами…

- А когда родилась дочка?

Мне не было еще и двадцати. Когда я только забеременела, сразу пошла к маме. Мы с ней долго обсуждали эту тему, потому что к тому времени я не совсем верила в стабильность своего брака. У нас с Олегом разница была не только в возрасте. Что-то еще нас разделяло… Однако мама была категорически против аборта. И я решила рожать. Рожала трудно, но ребенок родился, как мне сказали, в рубашке - в смазке. Я весила тогда сорок шесть килограммов, а Маришка почти пять.

В связи с родами и нездоровьем я запустила зимнюю сессию, и возвращаться в институт было уже тяжело. К тому же я тогда вся погрузилась в ребенка, и все остальное для меня отодвинулось на задний план. Я перешла в МГУ, на журфак. Сдала всю разницу в двадцать экзаменов и была зачислена на редакторское отделение.

- А чем занимались после журфака?

Я услышала, что в АПН есть редакция теленовостей, которая работала в основном с иностранными телекомпаниями, и поняла, что туда-то мне и надо. Тогда я попросила маму помочь мне, и меня взяли редактором. В АПН я проработала три года, причем в последний год восемь месяцев провела в командировках. Очень тяжелый был период. Осложнились отношения с мужем, мои командировки тоже этому способствовали.

- В это время вы и встретились со своим вторым мужем - Игорем?

Да. И это была большая любовь. Он был женат, растил дочь, и наши отношения складывались непросто. В это время мама настояла на том, чтобы я пошла в аспирантуру МГУ, и я стала аспиранткой. После защиты диссертации мне предстояла стажировка в Америке, но я туда, слава Богу, не поехала - не хотела расставаться со своим будущим мужем. Мы с ним часто виделись, но жил он тогда со своей семьей. Ему было трудно развестись из-за дочери. Да и работал он в такой организации, где развод был равносилен краху карьеры.

А я развелась. Мама это очень тяжело переживала и даже однажды сказала об Игоре: «Или я, или он». Можете представить мое состояние? Наверное, если бы у нас с Олегом было все в порядке, ничего подобного и не случилось бы. Но… разводу предшествовал период выяснения отношений с мужем, потом он ушел. И мы в квартире на Кутузовском, в которую переселились после рождения дочери, остались с няней Клавой. Она жила у нас почти с рождения Маришки и до сегодняшнего дня остается моей самой лучшей подругой.

Маришке тогда только исполнилось пять лет, и мама, конечно, была против развода. После ухода от нее в сорок втором отца она десять лет оставалась одинокой. И знала, что это такое. Но я, как всегда, шла своим путем и маму не послушалась… В общем, много переживаний было тогда. Скрасить тот тяжелый период жизни мне помогла мамина подруга Надя Леже - женщина теплая, простая. Буквально на следующий день после развода она мне сказала: «Все! Прекращаем слезы, все переживания. Покупаем туфли вот на таких каблуках и едем ко мне - заниматься живописью». Надя мне тогда очень помогла: постоянно меня куда-то водила, с кем-то знакомила…

- Так прошли три года. Игорь Васильевич наконец решился на развод?

Да, мы поженились, и он переехал к нам. Постепенно привык к Маришке и даже ее удочерил. И воспитал ее, и образовал, занимался ею каждый день.

- Марина называла Игоря Васильевича папой?

Нет, по-другому. У Игоря, к сожалению, были проблемы со здоровьем, он часто лежал в больницах. И вот однажды, когда он в очередной раз попал в ЦИТО, дочка придумала про него целую историю, с картинками, в которой почему-то назвала его «Трясогустав», потом сократив до «Трясик». Вот так в результате и стала называть Игоря. Ну, маленькая еще совсем была девочка…

- Скоро уже тринадцать лет, как Игоря Васильевича нет в живых…

Да… Но за все годы, что мы были вместе, он успел дать нам с Мариной так много, что мы не забываем его никогда. Когда его не стало, а это случилось внезапно - он вернулся из леса и, не дойдя до дома, умер, я почувствовала отчаянную усталость и пустоту.

- Где вы тогда работали?

После защиты диссертации я пришла в Институт истории искусств, в сектор массовой коммуникации. Проработала там четырнадцать лет. Два дня в неделю мы должны были присутствовать на работе, а остальные - занимались наукой дома. Но после смерти мужа сидеть дома мне стало тяжело, и я решила перейти на должность заместителя директора во ВНИИ повышения квалификации работников культуры. Занималась административной работой.

- Я знаю, Марина окончила балетное училище…

Мы отдали ее туда в пять лет. Посоветовались с мамой и решили, что балет как нельзя лучше подходит Марине. У нее были неплохие данные: пластика, музыкальность… Однако после десяти лет постоянных диет и голодовок открывшаяся язва желудка заставила ее изменить профессию. Марина поступила в ГИТИС на театроведческий факультет и после его окончания устроилась в литчасть Большого театра. Была просто счастлива: те же ребята, с кем училась, та же сцена. Уже работая в театре, она вышла замуж за юриста. Они давно знали друг друга - мы дружили семьями, - но, к сожалению, через год расстались. Маришке было всего восемнадцать, ему - двадцать восемь… Через несколько лет дочь познакомилась с человеком более практичной профессии - стоматологом. (Игорем Владковским, задержанным в 91-м году на таможне за незаконную попытку вывезти за границу произведения искусства. - И.М.) Вышла за него замуж, родила в двадцать пять и распрощалась со своей литчастью уже навсегда.

- Со своим вторым мужем они долго прожили вместе?

Они развелись в девяносто втором, когда Катеньке было уже четыре. Три года назад Марина снова вышла замуж и уехала из России. Первый год жила в Германии, потом переехала в Испанию и, кажется, там осела.

- Ну а муж? Марина сейчас замужем?

Человек она непредсказуемый. Живет, как, впрочем, и я, больше чувствами, чем разумом. И в ее личной жизни постоянно происходят изменения. Любимый человек, конечно, есть, но вот какого рода у них на данный момент отношения, сказать может только она.

- В Испании Марина работает?

В школе, где учится Катя, преподает балет. Но сейчас у нее в планах создать самостоятельную балетную школу. А добиваться поставленной цели моя дочь умеет.

- Марина живет недалеко от Малаги. У нее там своя квартира, дом?

За границей иметь собственный дом очень дорого, поэтому у дочери там квартира. Но главное, что и она, и внучка, слава Богу, живы и здоровы, ребенок учится в хорошей школе и в свои девять лет прекрасно знает два языка.

- Светлана Петровна, а вы переехали за границу насовсем?

Я не живу в Испании, а навещаю там дочь.

- Ваш муж умер очень рано. За те тринадцать лет, что его нет, вы больше не выходили замуж?

Нет, замужем я не была. У меня есть какие-то обязанности перед семьей. Я очень люблю Катерину, моя любовь к ней совершенно невероятная. В этом мы с мамой одинаковые. Она мне часто повторяла: «Если бы не было тебя с Маришкой, мне не для чего было бы жить».

- Людмила Георгиевна Зыкина в интервью мне сказала, что Екатерина Алексеевна страдала оттого, что была никому не нужна, даже вам…

Я очень тепло отношусь к Людмиле Георгиевне, но думаю, что, говоря об этом одиночестве, она имела в виду изолированность, в которой мама оказалась на работе. В силу сложности своих семейных обстоятельств мама действительно не имела в министерстве, как теперь называют, команды. Сама она старалась помочь всем, но вот когда ей становилось тяжело, помочь было некому. В этом смысле Люда права. Но это говорит только о том, что мама была настолько нетипичным для своего времени руководителем, что не сумела вписаться в свое окружение. А приспосабливаться не умела. Что же касается меня, то даже после своего замужества и рождения дочери не было дня, чтобы мы с мамой не виделись. Если она, конечно, куда-нибудь не уезжала. Чаще всего я приходила к ней в министерство.

- Помощницы Екатерины Алексеевны рассказывали мне, что министр культуры СССР много занималась самообразованием и никогда без книг и газет с работы не уходила.

Мама всю жизнь делала себя сама, иначе и не стала бы тем, кем стала. Ей было мало двух технических образований, она захотела получить еще гуманитарное и пошла в Высшую партийную школу.

- Может быть, именно честолюбие и мешало ей в отношениях с мужчинами? Женщиной она ведь была привлекательной, и в то же время десять лет одиночества.

Знаете, просто тогда было такое время. К тому же мама всегда выглядела чуточку недоступной для мужчин - она находилась выше их обычного представления о женщине-жене… Но не думаю, что ее не интересовало женское счастье…

- Чем же Екатерину Алексеевну пленил Фирюбин, за которого она в пятьдесят четвертом году, уже будучи членом Политбюро, вышла замуж?

В нашем доме не было принято обсуждать с детьми дела взрослых, поэтому я могу высказать только свои предположения. Мужчиной Николай Павлович был интересным, и то, что мама им увлеклась, вполне естественно. А вот бабушке он не нравился. Она и меня настраивала против. Дело в том, что Фирюбин, еще будучи секретарем горкома, до нас тоже жил на госдаче в Ильичеве, и о его семье ходили разные слухи. Говорили, что однажды его сын с кем-то поссорился, взял ухват и товарища им приложил. Да и сам Николай Павлович слыл капризным и избалованным мужчиной. Когда они с мамой познакомились, он работал в Моссовете заместителем мэра и значимость свою сознавал. В общем, бабушке пришлось ломать что-то внутри себя, принимая Фирюбина в дом. У меня с ним тоже были сложные отношения…

- А Екатерина Алексеевна, говорили, всегда считала его детей своими…

Нет, это не так. Но помогала им - да. Понимаете, мама ко всем относилась доброжелательно. Наша Катерина теперь очень похожа на свою прабабушку. Вот она человека видит и уже его любит. Я никогда от нее не слышала ни одного обидного слова о других. Такой же была и мама. Я не помню случая, чтобы она, возвращаясь из заграничных командировок, привозила что-то себе. И никогда не забывала детей Николая Павловича - Риту и Николая.

Я же с ними мало общалась. Слышала только, что Николай был переводчиком в Швейцарии, потом, кажется, там и остался. А вот Рита… Она никогда не чуждалась мирских удовольствий. Работала корреспондентом на радио, хотя и окончила МАИ или МЭИ, но эта профессия ее не увлекала. Она была очень активной женщиной, постоянно искала себе пьедестал…

- Скажите, когда Екатерина Алексеевна решила связать жизнь с Фирюбиным, он был уже в разводе или развелся ради вашей мамы?

Думаю, что причиной развода Николая Павловича послужила любовь к моей маме. Он вообще был человек увлекающийся, но, на мой взгляд, никогда ничем не умел дорожить.

- Слышала, что поначалу у них были замечательные отношения, но потом они разладились.

Да, действительно, их последние годы были сложными. Вероятно, тогда что-то произошло, и это мешало взаимопониманию. Прежде всего потому, что Фирюбин очень плохо старился. Разницы в возрасте у них практически не было, но Николай Павлович, в отличие от мамы, чувствовал свои годы. Постоянно старался подчеркнуть свою значимость и часто не совсем деликатно любил повторять: «Плохо быть дедушкой, но еще хуже быть мужем бабушки». Признаться, мне трудно быть к нему объективной. Но женского счастья он маме не дал. Другое дело, что она всегда довольствовалась тем, что имела. Оптимисткой была! Всему отдавалась без остатка. И очень любила жизнь.

- Откуда же тогда эти попытки покончить жизнь самоубийством? Последняя из двух закончилась трагически. Все до сих пор убеждены, что ваша мама свела счеты с жизнью с помощью цианистого калия.

У меня есть официальное свидетельство врачей, где сказано, что смерть была вызвана сердечной недостаточностью. Этот вопрос со мной обсуждать сложно… Я знаю то, что знают и все остальные. Конечно, можно выстраивать различные версии, особенно по аналогии с шестьдесят первым годом. (Тогда вывел Фурцеву из Политбюро, и она пыталась покончить жизнь самоубийством, вскрыв себе вены. К счастью, эта попытка не была смертельно опасной. Фурцеву спасли. В той же больнице на Грановского ей помогли справиться и с сильнейшим нервным стрессом. - И.М.) Мы с мамой никогда не касались этой темы, но я уверена, что причиной расстаться в шестьдесят первом с жизнью было не честолюбие, как некоторые сейчас представляют, а глубокая обида от предательства человека, которому она верила… Но в семьдесят четвертом году, осенью, пик переживаний в маминой жизни уже прошел. Я, конечно, могу иметь свое мнение на этот счет. Но никакой достоверной и серьезной информацией об отравлении на сегодняшний день не располагаю.

- Памятником маме занимались вы?

Конечно. Фирюбин уже на вторую неделю после смерти мамы снова женился и все связанное с ней сразу же от себя отстранил. Хотя и прожил с мамой целых двадцать лет. Я уж не говорю о материальной стороне, но он имел больше возможностей достать белый мрамор, из которого я задумала сделать надгробие. Мне же это стоило такого труда! Хорошо, Кербель помог. И белый мрамор достал, и горельеф сделал… Если что еще надо было, он брал телефонную трубку, представлялся: «Академик Кербель говорит!» - и все сразу было сделано. Я к нему до сих пор питаю самые теплые чувства.

- Ближайшая подруга Екатерины Алексеевны Надя Леже тоже делала для вашей мамы памятник?

Это не совсем так. Вы, очевидно, имеете в виду две мозаики - портреты мамы работы Нади Леже. Но обе они были сделаны еще при жизни мамы и никакого отношения к памятнику не имеют.

- После истории с дачей, которая, по слухам, была построена по вашему настоянию буквально накануне смерти Екатерины Алексеевны, ей вернули те двадцать пять тысяч, что она заплатила за строительство. Как она ими распорядилась?

Эти деньги мы собирали все вместе. Мой муж получил гонорар за свой сценарий и переводы, я - за свою книгу. Мы продали машину. То есть эти двадцать пять тысяч у нас были. Разве мы не имели права на собственную дачу? Думаю, да. Но мама была совершенно другим человеком. Для нее очень важно было общественное мнение.

Когда начался весь этот бум - мол, залезли в карман государству, она попросила только об одном: дайте возможность создать комиссию и объяснить, кто виноват - строители или заказчик. Комиссию, конечно, не создали, потому что Кириленко важен был сам прецедент. Маме объявили выговор, а дачу - совершенно незаконно - постановили отобрать. И вот когда деньги нам вернули, мы положили их на сберкнижку. Мама сразу же сделала завещание. Хотела быть спокойной за то, что, когда ее не будет, эти деньги достанутся нам. В последние годы она знала, что после ее смерти в квартиру на Алексея Толстого, где они жили с Фирюбиным, я не войду. Так оно и случилось.

Не знаю, может быть, я и хотела бы выкупить нашу дачу и по закону имела право это сделать. Ведь каждая мелочь там для нас с мужем была с чем-то связана. Однако после всего пережитого для меня это так непросто…

Наверное, будь Екатерина Алексеевна жива, она полностью согласилась бы с дочерью. Слишком многого стоил ей этот небольшой загородный домик, в котором вопреки молве ничего роскошного-то и не было. Унизительные вызовы на ковер, предложение сдать партийный билет, злобные выпады коллег… Начало краха ее карьеры… И - конец жизни.

25 октября 1974 года, положила конец своей жизни попавшая в опалу к Л. И. Брежневу Екатерина Алексеевна Фурцева. Легендарная «Екатерина Великая», «Хозяйка» - как называли ее в Москве. Первая женщина, вошедшая в руководящий состав страны Советов. 44 года работы в комсомольских и партийных органах, из них последних 14 – министром культуры СССР.

Екатерина Алексеевна родилась в небольшом городке Тверской области. Ее отец погиб в Первую мировую войну. Мама замуж больше не вышла, одна вырастила сына и дочь (кирпичный барак в городишке Вышний Волочек, где Фурцева провела детство, сохранился до сих пор). В далеком 1925 году юная Катя закончила 7-летку и поступила на ткацкую фабрику (потом всю жизнь недоброжелатели язвительно будут шипеть ей вслед «ткачиха»). Умная, подтянутая, волевая Катя от станка быстро перешла к комсомольской работе – трудовая деятельность на фабрике к 20-ти годам сменилась Высшими академическими курсами «Аэрофлота». Окончив которые, Екатерина попала в начальники политотдела авиационного техникума в Саратове, и никогда уже больше с руководящими должностями не расставалась.

Здесь же Фурцева встретила своего первого мужа – красавца, отличника, летчика Петра Биткова. И страстно его любила, пока Петр не бросил ее с маленькой дочерью на руках. Трагические личные события совпали со страшными временами, обрушившимися на страну – началась Великая Отечественная война. Екатерина Алексеевна от горя чуть с ума не сошла, — убиваясь по мужу, по отчизне, в первый раз ощутив себя беспомощной, не в состоянии ухаживать за новорожденной Светланой. Спасла мама – приехала, все взяла на себя и не оставляла больше Фурцеву никогда одну. Такая сильная, волевая, умная Екатерина Алексеевна, все-таки, в первую очередь была женщиной – слабой и беззащитной, боявшейся одиночества и личных драм. Поэтому, и в 1974 году, попав в немилость, удар сдержать не смогла – дочь уже выросла, второй муж накануне ушел к другой, предстоящая жизнь одинокой, оставленной всеми пенсионерки Фурцеву никак не устраивала. И Екатерина Алексеевна, решившая умереть только министром (как она сама сказала в разговоре с одной из подруг), положила конец, всем мучениям сразу – выпив банку снотворного.

Не перечислить заслуг Екатерины Алексеевны перед отечественной культурой нельзя, вот только некоторые из них: отстранение КГБ от решения вопросов о выезде за границу деятелей культуры, организация Московского международного кинофестиваля, Международного конкурса имени Чайковского, рождение Театра на Таганке, создание Цирка на проспекте Вернадского, строительство спорткомплекса «Лужники», строительство зданий «Детский мир» и концертного зала «Россия», новые здания для театров МХАТ, Театра оперетты, Театра имени Моссовета. Фурцева не позволила закрыть и выбила здание, ставшему легендой театру «Современник», успела помочь созданиюТеатра-студии Олега Табакова.

Сегодня, в день памяти Екатерины Алексеевны мы подготовили подборку интересных фактов из ее жизни и предлагаем вам с ними ознакомиться.

1. Современниками описывался характер Екатерины Алексеевны как жесткий, своенравный. Ей очень не хватало образования, не разбираясь ни в музыке, ни в живописи, она интуитивно запрещала то, что не понятно, даже если речь шла о шедеврах мировой культуры – у Фурцевой, кроме идеалов партии, кумиров не было.

Поэтому в страну, например, не приезжали западные рок-группы. Конечно, все время запрещались спектакли, программы, попадали в немилость люди искусства (Мстислав Ростропович с Галиной Вишневской были вынуждены уехать из-за опалы, которая была следствием проживания на их даче бездомного отечественного классика Александра Солженицына). И тем не менее, Фурцева чаще принимала сторону людей творческих, не взирая на партийные установки. Она всегда была готова выслушать и понять — в этом сходятся все, кто с нею сталкивался.

2. Екатерина Алексеевна была энтузиастом развития непрофессиональных театров. Она так увлеклась этой идеей, что какое-то время, даже считала, что профессиональные театры себя исчерпали. Как-то, она собрала группу ведущих режиссеров и актеров, чтобы убедить маститых художников в правоте своих мыслей. Актер Борис Ливанов не обращая внимания на Фурцеву что-то рисовал в свой блокнот. Екатерина Алексеевна заметила, и раздраженно спросила: «Товарищ Ливанов! Вы совсем меня не слушаете! Вам неинтересно?». На что Ливанов ответил: «Почему же. Я с большим интересом слушаю Вас, Екатерина Алексеевна и у меня возник к Вам вопрос. Скажите, вот Вы лично стали бы обращаться к непрофессиональному гинекологу?».

3. Фурцева спасла Хрущева от мини-переворота, когда Маленков, Коганович, Молотов, объединившись с некоторыми членами президиума, решили простым голосованием отстранить Никиту Сергеевича от дел. Предвидя, что Хрущева сейчас «заголосуют», Фурцева отпросилась в туалет и побежала звонить силовым министрам. Буквально в минуты примчались Жуков, Игнатов и не дали сместить Хрущева.

4. В 1961 году Фурцеву Хрущев предал. По его указанию Екатерину Алексеевну убрали из Президиума ЦК КПСС. Произошло это прилюдно – на октябрьском пленуме. Фурцева пережила большое унижение. Ей отключили правительственную связь, попросили освободить дачу. Екатерина Алексеевна закрылась в ванной и вскрыла себе вены. Но в тот раз ее спасли – случайно зашла подруга и забила тревогу. Дверь успели вовремя взломать. Хрущева сняли, но и Брежнев обратно в Президиум не позвал. Так и осталась Екатерина Алексеевна в простых министрах. Однажды она с горечью сказала Любимову: «Вы думаете, только у вас неприятности? Мои портреты ведь тоже носили, а теперь, вот видите, сижу тут и с вами говорю.».

5. Искусствовед Анатолий Смелянский в своей книге об Олеге Ефремове написал: «Фурцева была не только министром. Она была женщиной. И Ефремов ей нравился. Она позволяла себе невиданные вещи: могла, например, будучи навеселе, кокетливо приподнять юбку выше колена и спросить: «Олег, ну скажи, у меня неплохие ноги?». И это правда. Екатерина Алексеевна тщательно следила за своей внешностью и была красива до самого последнего дня своей жизни. Утверждают, что она делала пластические операции, не говоря уже о ежедневной гимнастике, занятий теннисом, (фигура у советского министра была нисколько не хуже чем у самой холеной западной кинозвезды).

Узнав что Франция выпускает препарат для похудения Фурцева его раздобыла и регулярно пила. С удовольствием принимала вещи, привезенные в подарок из-за границы, одевалась с большим вкусом и выдумкой.

6. Екатерина Алексеевна была необыкновенного, душевного обаяния человек и располагала к себе собеседника в считанные минуты, неподдельной искренностью и вниманием. Рабочий кабинет Фурцевой украшал портрет королевы Елизаветы с надписью: «Екатерине от Елизаветы». Говорили, что через 20 минут общения Фурцевой с английской королевой, последняя, вдруг, сказала: «Екатерина, не зовите меня Ваше Высочество, зовите просто Елизавета» — скорее всего легенда, но ярко характеризующая способности Екатерины Алексеевны.

7. Юрий Никулин рассказывал, как Екатерина Алексеевна спасла «Кавказскую пленницу». Этуш играл в картине своего знаменитого «товарища Саахова», а у парторга «Мосфильма» фамилия была похожая: «Саков». Начальники уперлись и не хотели выпускать готовую ленту в прокат, заставляли поменять Саахову фамилию и переозвучить фильм. Никулин жаловаться к Фурцевой пошел. Та как услышала про глупость начальственную и за телефон, в трубку орет: «Эт-то что за идиотство?», ей с перепугу отвечают, что произошла ошибка, никто такого вопроса и не поднимал даже – картина готова и очень скоро появится на экранах!

8. Правда, что Екатерина Алексеевна пила. Особенно когда похоронила маму – Матрена Николаевна держала дочь в ежовых рукавицах до последнего дня своей жизни.

Министр в ее сторону дыхнуть не смела. И со смертью матери потеряла душевное равновесие, стену, стала панически бояться остаться одна. Ее подруга Людмила Зыкина говорила что Екатерину Алексеевну спаивали: «Фурцеву часто вынуждали выпивать… то и дело на приемах, на разных мероприятиях подходили артисты с бокалами, каждый считал за честь выпить вместе…». Но пить Екатерина Алексеевна не умела – пьянела очень быстро, при этом предпочитала водку. По вечерам в министерстве собиралось ее ближайшее окружение, наливали Фурцевой, поддакивали, подхваливали, подзадоривали, чтобы выпросить кому что нужно.

9. После похорон, на поминках, которые проходили в Доме актера, писатель Константин Симонов сказал, выражая общее мнение: «Екатерина Алексеевна всегда имела смелость сказать «да» — и делала все, чтобы поддержать, помочь новому, порой только пробивающемуся. Имела смелость сказать «нет», и ее поступки всегда соответствовали сказанному. Так говорить и поступать могла только большая, светлая личность…».

Сын Фирюбина Николай работал в Швейцарии, там и остался. Дочь Рита окончила Московский авиационный институт, работала на радио. Николай Павлович Фирюбин оставался заместителем министра иностранных цел до конца своих дней. Он пережил Екатерину Алексеевну на девять лет, скончался 12 февраля 1983 года на семьдесят пятом году жизни.

В некрологе, подписанном генеральным секретарем ЦК КПСС Юрием Андроповым, членами политбюро и коллегией Министерства иностранных дел, говорилось: «Его отличали высокая партийная принципиальность, сила убеждения и большая работоспособность. Он был чутким и доброжелательным к людям, хорошим наставником и воспитателем».

Через три недели после смерти Фурцевой, 14 ноября 1974 года, на ее место назначили кандидата в члены политбюро и секретаря ЦК КПСС Петра Ниловича Демичева. В конце заседания политбюро Суслов буднично произнес:

Есть, товарищи, еще один вопрос. Предлагается утвердить указ президиума Верховного Совета СССР об утверждении товарища Демичева министром культуры.

Все согласно закивали.

Ну что же, принято, - заключил Суслов.

Петр Нилович, по словам одного из участников заседания, «жалко лопотал что-то по поводу того, сколько он сделал для нашей идеологии, говорил, что долго был на партийной работе и назначение ему непривычно, однако он солдат партии…». Коллеги по секретариату ЦК встретили назначение Демичева в Министерство культуры с нескрываемым злорадством. Впрочем, к нему отнеслись великодушнее, чем когда-то к Фурцевой. Его-то оставили кандидатом в члены политбюро, власти лишили, но сохранили за ним статус небожителя…

Второй муж Светланы Фурцевой умер в 1995 году. Полученная по маминому настоянию кандидатская степень ей пригодилась. Она работала во Всесоюзном научно-исследовательском институте искусствознания, славившемся как оплот либерализма и место, где занимались настоящей наукой. Дружила с киноведом Неей Марковной Зоркой, которая отличалась не только острым пером, но и политическим темпераментом - подписывала письма в защиту диссидентов. Она всего лишь просила о снисхождении и помиловании, но и эту малую толику человечности сочли невиданным преступлением. Нея Зоркая была членом партии. Ее отец погиб в ополчении, защищая Москву в 1941 году. Она сама подала заявление в партию в День Победы, 9 Мая 1945 года. За письма партбилет у нее отобрали. Но с работы не уволили. Светлана Фурцева упросила мать не трогать Нею Зоркую.

Со временем Светлана Петровна Фурцева стала заместителем директора Института повышения квалификации работников культуры. Она руководила Фондом развития русской культуры имени Е. А. Фурцевой. Умерла 9 октября 2005 года - в шестьдесят три года. Какое мистическое совпадение: ей было столько же лет, сколько и матери, когда та ушла из жизни.

Внучка министра культуры - Марина Олеговна - родилась в 1963 году, ей тоже дали мамину фамилию. Екатерина Алексеевна рассудила, что эта фамилия ей поможет в жизни. В пять лет Фурцеву-младшую взяли в Московское хореографическое училище, хотя обычно туда принимали детей с семи лет. Ее опекала директор училища Софья Николаевна Головкина. Как только бабушки не стало, от девочки избавились. Она поступила в ГИТИС, работала в литературной части Большого театра. Дважды выходила замуж, неудачно. Выйдя замуж в третий раз, уехала в Испанию, где преподает балетное искусство.

С годами о Екатерине Алексеевне Фурцевой говорят все лучше и лучше. Дурное забылось. Остались воспоминания о живом и душевном человеке.

Третьего декабря 2004 года на доме 9 по Тверской улице в Москве появилась бронзовая мемориальная доска. На ней профиль Фурцевой и надпись: «Екатерина Алексеевна Фурцева, выдающийся деятель культуры, жила в этом доме с 1949 по 1960 год». Таких мемориальных досок и таких высоких слов, кажется, не удостоился ни один из выдающихся деятелей культуры, которым пришлось творить под присмотром Екатерины Алексеевны Фурцевой.

1925–1928 - учащаяся фабрично-заводского училища.

1928–1929 - ткачиха фабрики «Большевичка».

1929–1930 - ответственный секретарь районного совета физкультуры.

1930 - вступила в ВКП(б).

1930–1931 - секретарь Кореневского райкома ВЛКСМ Курской области.

1931–1932- секретарь Феодосийского горкома ВЛКСМ Крымской АССР.

1932–1933 - заведующая отделом Крымского обкома ВЛКСМ (Симферополь).

1933–1935 - слушатель Высших академических курсов Аэрофлота (Ленинград).

1935–1936 - помощник начальника политотдела по комсомолу авиационного техникума (Саратов).

1936–1937 - инструктор отдела студенческой молодежи ЦК ВЛКСМ.

1937–1941 - студентка Московского института тонкой химической технологии имени М. В. Ломоносова.

1941–1942 - инструктор райкома ВКП(б) в Куйбышеве.

1942 - аспирантка Московского института тонкой химической технологии имени М. В. Ломоносова.

1942–1945 - секретарь Фрунзенского райкома ВКП(б) по кадрам.

1945–1948 - второй секретарь Фрунзенского райкома ВКП(б).

1948 - окончила (заочно) Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б).

1948–1950 - первый секретарь Фрунзенского райкома ВКП(б).

1950–1954 - второй секретарь Московского горкома КПСС.

1954–1958 - первый секретарь Московского горкома.

1954–1956 - член редколлегии журнала «Партийная жизнь».

1957, 27февраля - избрана кандидатом в члены президиума ЦК КПСС. 1957–1961 - член Главного военного совета при Совете обороны СССР. 1957, 29 июня - избрана членом президиума ЦК КПСС.

1958–1960 - член Комиссии ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей.

1963 - утверждена членом президиума Комитета по Ленинским премиям в области литературы и искусства при Совете министров СССР (в 1965 году преобразован в Комитет по Ленинским и Государственным премиям в области литературы, искусства и архитектуры).